Пале Рояль такой огромный и роскошный. Конечно, Лувр гораздо красивее, как никак в нем живет сам король со своей свитой. Но мне ближе этот королевский дворец, потому что здесь живешь Ты.
Франциск Бонфуа. До невозможности красивый, изящный и элегантный. На твоем фоне я чувствую себя грубым мужланом или, как минимум, глупой, неотесанной крестьянкой, попавшей на бал к царю.
Робко иду по богато украшенному залу. Да, французы любят все красивое и помпезное. Это любишь ты, а значит люблю и я. Ради тебя я даже надела это совершенно неудобное и тесное платье. Корсет причиняет боль (не привычна я к таким вещам), воздуха не хватает, но я терплю. Ведь тебе нравятся такие вещи. Ты любишь смотреть на красивых женщин, а обнаженные плечи и высокая грудь, затянутая в корсет, вызывают у тебя дикий восторг. Я хочу быть красивой ради тебя. Я хочу, чтобы мне одной ты дарил свои взгляды, комплименты и улыбки. Я хочу, чтобы только меня целовали твои губы.
Да, я жуткая ревнивица. Черт возьми, я ревную тебя даже к Керкленду! Ты с таким жаром споришь с ним и ругаешься, что мое сердце невольно сжимается. И меня убивает тот факт, что я не имею права на ревность. Ты не принадлежишь мне, зато я принадлежу тебе всей душой.
А вот и ты. Как всегда окружен стайкой девиц. Останавливаюсь, чтобы перевести дух и невольно залюбовалась. Белокурые локоны падают на плечи (наверное, они мягкие, как шелк), а одна непослушная прядь упала на лоб, закрыв голубые глаза. Как же я хочу убрать ее, чтобы заглянуть в твои глаза, цвета лесного озера.
Ты смахиваешь локон со лба, оборачиваешься и замечаешь меня, застывшую в немом восторге.
- Анна! Как же я рад тебя видеть! - подходишь и галантно целуешь мою ладонь, отчего мое лицо начинает пылать, а глаза стыдливо опускаются в пол.
- Ты так очаровательна, когда смущаешься, Аннет, - улыбаешься ты, называя меня на французский манер.
- Merci, Франциск, - отвечаю и делаю легкий реверанс.
- Не нужно, Аннет, - шепчешь ты, приподняв пальцами мой подбородок, чтобы заглянуть в мои глаза. - Ты прекрасна, mon ami, - тонкие, длинные пальцы скользнули по румяной щеке, обжигая. - Могу я пригласить тебя на танец?
Протянутая рука, закованная в белую лайковую перчатку, призывно зовет меня. Разве я могу отказаться?
- С радостью, Франциск.
И пусть все считают меня дикаркой с севера, пусть смотрят сверху-вниз, это не важно. Все равно когда-нибудь весь мир примет меня и будет считаться с моим мнением и интересами, но сейчас это не имеет значения. В эту минуту весь мой мир заключен в двух голубых глазах, затянутых поволокой, алых губах, призывающих вкусить запретный плод, тонких, женственных чертах лица. Ты прекрасен, Франциск Бонфуа!
Сбившееся после быстрого танца дыхание, разрумяневшееся лицо, губы, налитые кровью... Ты сводишь меня с ума, Анна Брагинская!
Как же давно я хочу сорвать поцелуй с твоих девственно читых губ, как же хочу запутаться пальцами в пепельно-русых волосах... А твои глаза, темные, как морозная ночь, просто затягивают в свой омут и не желают отпускать.
Я хочу, до безумия желаю прикасаться к тебе, ласкать тебя, целовать твою мраморно-белую кожу. Я готов отказаться от свободы, чтобы быть рядом с тобой, Mon amour.
- Тебе понравился прием? - мнение остальных меня не интересует, но я весь дрожу, ожидая твоего вердикта.
- Прием великолепен. Разве можно ожидать иного от тебя, Фанциск? - О боги, как же я люблю эту по-детски открытую улыбку и наивный взгляд! Стоп. Бонфуа, ты сказал "люблю"? Хотя, обманывать себя не стоит, я действительно люблю эту северянку!
Вечер закончился. Все приглашенные, поблагодарив радушного хозяина, разошлись по своим покоям. В зале остались только Анна и Франциск.
- Огромное спасибо за приятный вечер, - запинаясь от смущения, произнесла Анна.
- Не стоит благодарности, Аннет. - "Сейчас или никогда! Решайся, Франциск!" - мысленно отдал приказ Бонфуа.
Преодолев в два шага небольшое расстояние, француз подошел к русской. Прохладные ладони обхватили лицо, пунцовое от смущения. Франциск пару секунд смотрел на Анну, запоминая каждую черточку милого лица, а затем он припал к сахарным устам, приоткрывшимся в ожидании.
Язык мужчины скользил по зубам девушки, небу, переплетался с нежным язычком Анны. Брагинская была податлива. Робко ответив на жаркий порыв француза, она становилась уверенней в действиях. Маленькая ладошка легла на светлую макушку, прижавшись ближе к французу.
Руки Франциска скользили по лебединой шее, обнаженным плечам, спине... С губ девушки сорвался легкий стон.
Шорох сбрасываемой одежды, сбившееся дыхание, рваный ступ сердец, тихие стоны...
Руки, доставляющие жгучее наслаждение, желанные прикосновения, жаркие поцелуи, оставляющие следы на теле и душе...
- Я люблю тебя, - шептали друг другу в ночной тишине новоявленные любовники.
Они были счастливы. Потому что тогда они не знали, что их ждет в будущем, что произойдет в 1812. А в этот момент они просто упивались своим счастьем, своей любовью, не думая ни о чем...
Франциск Бонфуа. До невозможности красивый, изящный и элегантный. На твоем фоне я чувствую себя грубым мужланом или, как минимум, глупой, неотесанной крестьянкой, попавшей на бал к царю.
Робко иду по богато украшенному залу. Да, французы любят все красивое и помпезное. Это любишь ты, а значит люблю и я. Ради тебя я даже надела это совершенно неудобное и тесное платье. Корсет причиняет боль (не привычна я к таким вещам), воздуха не хватает, но я терплю. Ведь тебе нравятся такие вещи. Ты любишь смотреть на красивых женщин, а обнаженные плечи и высокая грудь, затянутая в корсет, вызывают у тебя дикий восторг. Я хочу быть красивой ради тебя. Я хочу, чтобы мне одной ты дарил свои взгляды, комплименты и улыбки. Я хочу, чтобы только меня целовали твои губы.
Да, я жуткая ревнивица. Черт возьми, я ревную тебя даже к Керкленду! Ты с таким жаром споришь с ним и ругаешься, что мое сердце невольно сжимается. И меня убивает тот факт, что я не имею права на ревность. Ты не принадлежишь мне, зато я принадлежу тебе всей душой.
А вот и ты. Как всегда окружен стайкой девиц. Останавливаюсь, чтобы перевести дух и невольно залюбовалась. Белокурые локоны падают на плечи (наверное, они мягкие, как шелк), а одна непослушная прядь упала на лоб, закрыв голубые глаза. Как же я хочу убрать ее, чтобы заглянуть в твои глаза, цвета лесного озера.
Ты смахиваешь локон со лба, оборачиваешься и замечаешь меня, застывшую в немом восторге.
- Анна! Как же я рад тебя видеть! - подходишь и галантно целуешь мою ладонь, отчего мое лицо начинает пылать, а глаза стыдливо опускаются в пол.
- Ты так очаровательна, когда смущаешься, Аннет, - улыбаешься ты, называя меня на французский манер.
- Merci, Франциск, - отвечаю и делаю легкий реверанс.
- Не нужно, Аннет, - шепчешь ты, приподняв пальцами мой подбородок, чтобы заглянуть в мои глаза. - Ты прекрасна, mon ami, - тонкие, длинные пальцы скользнули по румяной щеке, обжигая. - Могу я пригласить тебя на танец?
Протянутая рука, закованная в белую лайковую перчатку, призывно зовет меня. Разве я могу отказаться?
- С радостью, Франциск.
И пусть все считают меня дикаркой с севера, пусть смотрят сверху-вниз, это не важно. Все равно когда-нибудь весь мир примет меня и будет считаться с моим мнением и интересами, но сейчас это не имеет значения. В эту минуту весь мой мир заключен в двух голубых глазах, затянутых поволокой, алых губах, призывающих вкусить запретный плод, тонких, женственных чертах лица. Ты прекрасен, Франциск Бонфуа!
Сбившееся после быстрого танца дыхание, разрумяневшееся лицо, губы, налитые кровью... Ты сводишь меня с ума, Анна Брагинская!
Как же давно я хочу сорвать поцелуй с твоих девственно читых губ, как же хочу запутаться пальцами в пепельно-русых волосах... А твои глаза, темные, как морозная ночь, просто затягивают в свой омут и не желают отпускать.
Я хочу, до безумия желаю прикасаться к тебе, ласкать тебя, целовать твою мраморно-белую кожу. Я готов отказаться от свободы, чтобы быть рядом с тобой, Mon amour.
- Тебе понравился прием? - мнение остальных меня не интересует, но я весь дрожу, ожидая твоего вердикта.
- Прием великолепен. Разве можно ожидать иного от тебя, Фанциск? - О боги, как же я люблю эту по-детски открытую улыбку и наивный взгляд! Стоп. Бонфуа, ты сказал "люблю"? Хотя, обманывать себя не стоит, я действительно люблю эту северянку!
Вечер закончился. Все приглашенные, поблагодарив радушного хозяина, разошлись по своим покоям. В зале остались только Анна и Франциск.
- Огромное спасибо за приятный вечер, - запинаясь от смущения, произнесла Анна.
- Не стоит благодарности, Аннет. - "Сейчас или никогда! Решайся, Франциск!" - мысленно отдал приказ Бонфуа.
Преодолев в два шага небольшое расстояние, француз подошел к русской. Прохладные ладони обхватили лицо, пунцовое от смущения. Франциск пару секунд смотрел на Анну, запоминая каждую черточку милого лица, а затем он припал к сахарным устам, приоткрывшимся в ожидании.
Язык мужчины скользил по зубам девушки, небу, переплетался с нежным язычком Анны. Брагинская была податлива. Робко ответив на жаркий порыв француза, она становилась уверенней в действиях. Маленькая ладошка легла на светлую макушку, прижавшись ближе к французу.
Руки Франциска скользили по лебединой шее, обнаженным плечам, спине... С губ девушки сорвался легкий стон.
Шорох сбрасываемой одежды, сбившееся дыхание, рваный ступ сердец, тихие стоны...
Руки, доставляющие жгучее наслаждение, желанные прикосновения, жаркие поцелуи, оставляющие следы на теле и душе...
- Я люблю тебя, - шептали друг другу в ночной тишине новоявленные любовники.
Они были счастливы. Потому что тогда они не знали, что их ждет в будущем, что произойдет в 1812. А в этот момент они просто упивались своим счастьем, своей любовью, не думая ни о чем...